Его заметили.
Вначале — появившиеся из башни существа. Затем и люди, бьющие поклоны и возносившие хвалы своим повелителям, уставились на незваного гостя, возмущенный крик огласил болото.
Масбей перестал стучать в барабан. Поправив ремень на плече, направился к чужеземцу. Десятник прикинул, сумеет ли в нынешнем состоянии сбить черноволосого с ног и свернуть шею… результат не обнадеживал.
И все же рванулся навстречу Масбею, но даже приподняться не сумел. Движения стали тягучими. Руки еле двигались. Мысли ворочались в голове лениво и медленно. Словно в болотной жиже увяз. В таком состоянии и ребенка не одолеешь.
— Ты спешишь, чужак, — проговорил черноволосый, наклонившись к нему. — Как любой короткоживущий, ты спешишь. Не думаешь, а делаешь. Не твое время еще. Не твое! Стой и смотри.
Андере повелительно кивнул и указал копьем вперед.
Процессия двинулась дальше. Шли они по людям. А те, вместо того, чтобы вопить от боли или попытаться убраться с дроги, сладострастно кричали, словно их осыпали золотом.
— Благодать! Благодать! Счастье! Благодать!
Масбей схватил Ильгара за шиворот и потащил. Десятник двигался как муха в меду. Лишь правый глаз все еще оставался послушен ему, позволяя наблюдать за людьми.
Кто-то неистово целовал примятый мох, по которому прошли боги. Дети радостно визжали, ползли следом, цеплялись за бурую одежду и молили, чтобы до них дотронулись. Какая-то молодая девушка, задрав тунику и бесстыже раскинув ноги, просила, чтобы ее покрыл бог. Ее примеру последовали другие женщины. Но властители болота оставались глухи к просьбам и призывам. Их внимание было приковано к расчищенному участку земли впереди.
Там, отражая огни факелов, раскинулось крохотное озерцо с чистой водой. Дно озера устилал песок. Берега были голыми. В десяти шагах от воды поднимался холмик с жирной, перекопанной землей. Венчал его цветок. Стебель казался выкованным из стали. Лепестки — расплавленными и застывшими самоцветами. Его хотелось назвать прекрасным… но внутри растения вместо сока бурлил яд. Десятник чувствовал. Даже на губах появился горький привкус.
В нос шибанул мощный приторный запах, круживший голову похлеще курительных трав. Лепестки покрывал толстый слой пыльцы, что сверкала, как крупинки золота.
Процессия остановилась перед озером. Женщины с кувшинами набрали воду и поставили сосуды у ног Андере. Тот зажал копье коленями и острием проколол обе ладони. Кожа в месте раны почернела, начала трескаться. Заструилась кровь. Капли срывались с кончиков пальцев и падали в кувшины. Но раны быстро затягивались, кожа приобретала молочно-белый цвет и, Андере вновь приходилось резать руки. Так продолжалось долго.
Бог богов еле держался на ногах, когда ритуал закончился. Кувшины стали алыми от потеков.
Женщины забрали сосуды и направились к цветку. Они с любовью поливали его покрасневшей водой.
Затем, когда богини ушли, на холм поднялся, покачиваясь, Андере. Вскинул копье, вонзил в размякшую землю. Почва вздрогнула. Запахло гнилью.
— Наша мощь растет, как растет этот цветок, — устало, но громко проговорил бог богов. — Когда достигнет пика — мы выйдем из болот…
Покачиваясь, направился обратно к пирамиде.
— Выйдем… — прошептал задумчиво Масбей. Затем покосился на Ильгара и улыбнулся. Улыбка не сулила ничего хорошего. — Но нам нужна сила, чтобы вырастить цветочек. Ты в этом нам поможешь.
Он трижды ударил в барабан ладонью. От раздавшегося гула десятника вжало в землю.
— Тварь! — Масбей окликнул закованного в цепи старика. — Вот тебе новая игрушка. Узнай, сколько в нем осталось жизни, а потом — выжми все до капли. Время не терпит.
Старик, бряцая звеньями и раболепно пригнув голову, подошел к ним. Покрасневшие глаза уставились на распластанного человека. Причмокнув, Тварь раскрыл рот и закричал, показав обрубок языка. Развел руки в стороны, насколько позволяла цепь.
— Так много? — удивился бог. — Тогда — действуй.
Утро выдалось промозглым. Сырой стылый ветер дул с гор, швыряя в лицо то ли мелкую морось, то ли снежную крупу — сразу и не поймешь. Не лучшая погода для поездки, да выбирать не приходится.
Природе, как и Кагар-Радшу, указывать не станешь. К тому же высоко в горах погода всегда отличалась своенравием. Сегодня жарко, а завтра снег срывается.
Кутаясь в плащ, Ная направилась к конюшне. По дороге завернула на кухню, сцапала из корзины морковку. Хотелось побаловать Холодка перед дальней дорогой, чтобы бежал резвее. Но к удивлению колдуньи в стойле скакуна не оказалось. Запряженный в телегу жеребец стоял возле колодца и безмятежно жевал из торбы овес. Привратник Хостен, коренастый мужчина сорока зим, с широкими плечами и низко посаженной головой, разговаривал о чем-то с Арки, который проверял упряжь. Тэзир крутился рядышком, давая, как всегда, «мудрые» советы. Задумчивый Витог сидел неподалеку на валуне, опираясь на посох. Излюбленную секиру парню пришлось оставить в клане. Это оружие не для сакрифов. Посох и дирк станут единственными спутниками в его жизни.
Девушка запахнула плотнее плащ. Почти все собрались, а она думала, что придет первой.
— Морковку убери, — бросил Хостен. В руках он сжимал кремневую ступку. Лицо привратника покрывали узоры из засохших струпьев крови и пепла. — Жизнь из коня уходит.
— Почему?
— Он у нас один, телега тяжелая, да еще и вы на закорках. Холодок такую ношу с места не сдвинет. Придется поиграть с Незыблемой. Не дышите!