Судьба-Полынь Книга I - Страница 144


К оглавлению

144

Ильгар взирал на соратников, служаночек и прочий люд поверх кружки.

Пиво было густым и одуряющее пахло солодом. Кусок в горло не лез, зато пилось исключительно легко и в охотку. Правда, голову хмель отчего-то не спешил затуманивать. Это даже слегка удивляло десятника, учитывая плачевное состояние тела.

Заставив себя съесть три куска сыра и ломоть хлеба, Ильгар допил четвертую кружку и, упершись кулаками в столешницу, встал. Он надеялся, что прямо сейчас получит коварный и сокрушающий удар от выпитого пива — так бывало частенько, когда упорно и с интересом надираешься за столом, а потом резко вскакиваешь на ноги. Но сознание оставалось досадно чистым.

«Может, это и к лучшему».

— Ты куда собрался, десятник? — Марвин ухватил его за рукав. — Да еще и с таким злым лицом? Морду кому-нибудь вздумал начистить? Тогда я с тобой! — Он снял с пояса туго набитый песком мешочек из жесткой кожи.

— Уймись, — Ильгар пихнул парня в плечо. — Сегодня вечер отдыха. Забудь про мордобой и жри от пуза. Может, это наша последняя совместная трапеза.

— Хрен там, — махнул рукой Партлин, — мы не позволим каким-то штабным бабам закрыть тебя за решетку, десятник!

— Верно! — громыхнул Гур. — Не позволим. Вот сейчас уделаем этот жбанчик — и не позволим! Лично запихаю пергамент с доносом Альстеду в задницу!

— Умолкните, пока наш сияющий доспехами кормилец не услышал, — цыкнул на них Кальтер. — Иначе все окажемся в кандалах и за одной решеткой.

На него непонимающе уставились остальные бойцы. В их глазах притаилось едва ли не презрение.

— Ты чего это? Сдурел, следопыт? — насупился Тафель. — Не для того Барталин жизни лишился, чтобы потом какие-то болтуны и писаки десятника в темнице сгноили! Ты ведь сам в ту темень полез! Сам все видел!

— Верно! — грохнул кулачищем по столу Гур. Он не прикоснулся к пиву, зато внутри весь клокотал от злобы. — И братишка мой даром сгинул, получается? Если наш десятник вступил в сговор с теми отродьями, то и все мы, получается, тоже? А они убили Нура! На ножи таких доносчиков! На ножи!

Соратники поддержали его опасным рокотом. Кто-то и вправду потянулся к ножу, кто-то ухватился за рукоять топора.

Ильгар взял две кружки с пивом и выплеснул в лица Тафелю и Гуру. Заводилам. Все резко умолкли.

— Кальтер прав, — холодно проговорил Ильгар, чувствуя, что трезв, как никогда в жизни. — Все мы с потрохами принадлежим Армии. Роптать против законного трибунала, Дарующего и моего ареста — ослушание. Хвататься за ножи — измена. Даю вам один шанс заткнуться и радоваться тому, что меня слишком часто в плену били по голове, поэтому я уже забыл все, о чем вы здесь болтали. Еще раз услышу нечто подобное — лично на первом суку повешу. Может, и меня тогда на ножи?

Он вышел из-за стола и отправился на улицу.

Пусть этим вечером у солдат будет только один враг — десятник. И словесные ножи достанутся ему, а не Кальтеру. Ильгар понимал, что слегка переборщил, но ничего не мог поделать, не всегда удается держать эмоции в узде. Сейчас же все усугубляла проклятая усталость. Ломота в костях, постоянно зудящее предплечье. Ни сон, ни сытная еда не могли вернуть силы, растерянные в болотах.

— Порча… — пробормотал он, набивая трубку табаком, — порча во мне…

Трактир «Под Черемухой» был хорошо известен в этих землях и даже охранялся стражей из Армии. Многие трактирщики, торговцы, морские купцы и прочие люди, не сидящие на месте, восприняли появление Сеятеля с нескрываемой радостью — война и очищенные от божьего ига земли открывали возможность для новых сделок и странствий. Войскам всегда необходимы пропитание и фураж, вестовым необходим ночлег, а тайным службам, важным персонам и прочим заклепкам в махине новой империи требовались вот такие местечки, где можно не бояться получить нож в спину или угодить в лапы к прислужникам богов. И не стоило удивляться, что у конюшен стояла массивная повозка, напоминавшая кованый сундук на колесах. Возле нее несли стражу воины, облаченные в кожаные латы.

Сизый табачный дым кольцами курился к небу. В окружавших строение полях шумели цикады, где-то кричали ночные птицы. Звезды казались яркими, четкими, серебрились, как рыбья чешуя на солнце. Как-то даже не верилось, что минул без малого год со дня, когда отряд покинул Сайнарию. Ильгар помнил Летнюю звезду, помнил ее отражение в мече черийской стали. Заслуживал ли десятник такого клинка теперь? Пожалуй, нет. А заслуживал ли ржавых кандалов и пропитанной мочой соломы в темнице? Пожалуй, тоже. Так чего же он заслуживал?..

— Высокий. Худощавый. Волосы — как вороново крыло. Правда, щетина тебе не идет, Ильгар, но в целом — ты уже не мальчишка.

Десятник обернулся.

Перед ним стоял, уперев руки в бока, Геннер. Дарующий поседел, отрастил усы и лишился глаза. Доспехи его хранили на себе следы от ударов, плащ не ошеломлял белизной. Низкорослый Геннер все равно выглядел и являлся могучим человеком. Во взгляде крылась сила. Уверенность. Та самая, что когда-то поразила и заразила Ильгара.

— Приветствую вас! — Три пальца ко лбу и низкий поклон.

— Да брось, парень, — Дарующий подошел и встряхнул десятника за плечи. — Что еще за церемонии? Разве не помнишь, что я терпеть не могу всех этих глупостей?

— Кодекс велит…

— Кодексы хороши лишь для тех, кто их пишет. Пусть тратят чернила и считают, что делают нечто полезное. Для тех, кому надлежит их выполнять — это всего лишь закорючки на листах и прорва бездарно потраченного времени. Ритуалы нужны тем, кто мнит себя выше других. Но в Гаргии есть лишь один, кто стоит выше любого другого человека. Сеятель. А уж ему, — поверь на слово, жнец! — наплевать на подобную чепуху.

144