Щеки Тэзира вспыхнули, словно от пощечины.
— Он бы не выжил без матери. Не мы, так другие звери съели бы, — вклинилась в разговор робко Мышка.
Благур даже не услышал ее. Приготовленная грубость уже вертелась у него на языке в нетерпении ударить Наю побольнее, но отчего-то сдержался, закусил губу, туша гнев.
— Тэзир просто не ест себе подобных, — сострил Арки. Но друг обжег его таким убийственным взглядом, что парень живо уткнулся в миску.
— Сами вы… — процедил балагур, улегся на одеяло, отвернулся ото всех.
Кайтур следила за перепалкой молча, сосредоточенно черпая ложкой похлебку и терпеливо выжидая, к чему приведет их очередная стычка. Дурой смуглянка не слыла и отлично понимала, что козленок просто повод выяснить отношения.
Быстро вычистив миску, девушка примостилась рядом с Тэзиром, успокаивающе приобняла за плечи. Умная женщина никогда не упустит шанс прибрать мужчину, выждав нужный момент, чтобы утешить и приласкать.
— Видела? — прошептала Мышка.
— Иди спать, Сая, — отозвалась равнодушно Ная, кусочком лепешки выскребая со стенок миски остатки похлебки.
— Тебе это безразлично?
Колдунья оторвалась от еды, взглянула на подругу.
— Не ты ли говорила, что я не должна приваживать Тэзира?
— Да, но…
— Нет никаких но. Вставать между ними не собираюсь.
Мышка, закусив губу, поднялась, коснулась сочувствующе плеча Наи.
— Мне жаль.
— Не вижу повода для жалости.
— На вас с Тэзиром сегодня поветрие нашло?! — рассерженно выговорила Сая подруге. — Как ежи топорщите иголки. Знаешь, не стоит постоянно держать чувства в узде, боясь, что тебя сочтут слабой. Я-то знаю, какая ты на самом деле.
Она знает! Да колдунья сама того не знает.
Наконец, все улеглись, и наступила тишина. Впрочем, ночь в лесу не бывает тихой. То ухает филин, то раздастся волчий вой, то шуршат в траве мыши. Вороша палкой угли, Ная смотрела в огонь. Возникавшие в нем перед мысленным взором картины не очень нравились ей. В них не было покоя. Сражения, горящие города, кровь, смерть.
— Чего не разбудили, как велел? Похлебки хоть оставили? — проворчал Хостен, вырывая девушку из ее мыслей и усаживаясь рядом на бревно.
— Решили дать отдохнуть подольше. Дни выдались не из легких, — Ная протянула ему полную миску.
— Это верно. Сама чего не спишь?
— Караулю.
— Ложись, постерегу.
— Не хочу. Не спится.
— Мясо откуда?
— Козленка в лесу поймала.
— Славно. Мясо нам сейчас в самый раз, чтобы силы восстановить.
Хостен бросил на нее изучающий взгляд.
— Болит?
Ная в недоумении сморщила лоб, не сразу догадавшись, о чем тот спрашивает. Сразу подумалось о Тэзире, но откуда привратнику знать о ссоре? И что неприятно и больно, когда друг на тебя в обиде. А вместо примирения приходится углублять пропасть ради его же блага.
— Немного, — солгала она.
Хостен, не доверяя ее словам, доел похлебку, обтер руки, приспустив девушке сарафан, приоткрыл повязку. Проворчал недовольно, нанеся мазь:
— Кровит еще. Отравой, что ли, клинок смазали? Не загнила бы… И как отчитываться дома стану, почему не доглядел?
— Сама перед Кагаром отвечу.
— Если бы перед Кагаром…
Ная вскинула глаза, но Хостен уже поднялся с бревна, поплелся к постилке.
— Дежурь тогда, раз не спится.
Ночь перевалила за полночь, когда зашелестела потревоженная листва кустов, хрустнули под неосторожной ногой ветки. Колдунья осталась сидеть в прежней позе, только незаметно вытащила кинжалы из ножен, положила на траву у ног. Глянула на Хостена. Будить или нет? Но привратник не спал, приложив палец к губам, дал знак не суетиться. Тесак лежал рядом, под рукой. Ная терпеливо ждала и, наконец, гость решил показаться.
Девушка застыла в изумлении, когда увидела, кто вышел из-за деревьев. Существо было низенького росточка, не выше собаки, покрытое шерстью. Стояло оно на двух задних лапках, передние напоминали руки, только имели по четыре пальца. Маленькие острые ушки торчали по бокам головы. Огромные, чуть ли не на пол мордашки глаза, смотревшие с испугом и печалью, светились изумрудным светом. Нос приплюснут, алый ротик прятался в шерсти. Гость опасливо потоптался в стороне, зыркая на девушку. Пошевелись колдунья, и задал бы стрекоча. Но Ная не собиралась его пугать.
Заметив, как тот поглядывает с жадностью на котелок, принюхивается, медленно подняла руку и позвала к себе. Существо недоверчиво отступило, но еда продолжала манить. Голодный. Не делая резких движений, девушка потянулась к котелку, сняла с перекладины и поставила у бревна. Сама отсела в сторонку, чтобы не боялся. Голод победил. Мелкими шажками гость приблизился к бревну, ухватило котелок и хотел удрать, но, заметив улыбку на лице девушки, пересилил страх и опустился на землю. Ел он лапкой, восприняв с пренебрежением протянутую ложку. Внутри ладошка у него была без волос, но изрезана морщинами. Длинные когти свидетельствовали, что кроха не столь и беззащитен. Однако враждебности пока не проявлял, ел жадно, с оглядкой на девушку — не кинется ли обижать. Вылизав котелок, существо вытянуло шею, рассматривая пожитки путников, выискивая, нет ли еще чего, чем можно поживиться. Ная, подтянув дорожный мешок, выудила оттуда сухарь и кусок колбасы, протянула гостю. Тот бочком придвинулся, выхватил угощение из рук и собирался рвануть в лес, но вдруг положил еду на землю, подошел к девушке. Глаза, в которых плескалось изумрудное море печали, всмотрелись ей проницательно в лицо. Морщинистая ладошка прижалась к ране на спине. Колдунья ощутила приятное тепло, проникающее внутрь тела. И щекочущие мураши на коже. Боль исчезла, словно и не было. Гость удовлетворенно кивнул, переложил ладошку теперь девушке на сердце. Грустно вздохнул, покачал с сожалением головой и потопал в лес, не забыв захватить колбасу и сухарь.